"Менеджеры", повесть в соавторстве с Г. Мальцевой

(Галина Мальцева, она же Галина Маркус - мой давний друг-соавтор, очень хороший человек, 

поэт и писатель,  мы общаемся уже больше десяти лет.

Повесть "Менеджеры" стала для неё одним из первых опытов большой прозы, здесь публикуется не полностью, главы две или около того.

В 2014-м году в петербургском издательстве "Написано пером" опубликован роман Галины Мальцевой "Сказка со счастливым началом".)

 

 

1.

Свет заходящего солнца был направлен в окно, как луч кинопроектора направлен на экран, сквозь зрительный зал крыш окрестных домов. И создавал иллюзию восприятия реальности как какого-то старого фильма. Оттого и домой спешить не хотелось. Домой? Михаил задумался, почесал подбородок. Вправе ли он называть домом квартиру, где больше ночует, чем живет? Или родительскую квартиру в Старо-Мещанске – где появляется все реже и реже?
- Все-таки дом – то место, где мы живем, - сказал он себе вслух. – Свежая мысль, хм…
А где он, Воронич Михал Алексаныч, живет?

\"Я в этой комнате жила,
Садилась в кресло и смотрела
На острый краешек стола,
Где лампа рыжая горела...\"
- эти слова из песни «Белой гвардии» он мог отнести полноценно к своей (давно уже бывшей) общажной комнате – там был и стол, и лампа на нем, и «дуэт расстроенных гитар»... А где вы видели в общаге настроенные гитары? Нет, никто не спорит, они есть – но их просто держат взаперти в шкафах и играют исключительно в трезвом состоянии, т.е. очень редко.

Солнце скрылось за домами, но свет зажигать не хотелось. Музыка из обшарпанной офисной магнитолы продолжала играть – теперь это уже была ставшая «народной», своей для музыкантов, художников, поэтов и прочей интеллигенции «Когда ты вернешься».
...абсолютно бесснежные поля за окном поезда – даже непривычно, что так может быть в новогоднюю ночь... абсолютно пустой и близкий деревянными домами Киев... знакомое до боли ожидание чего-то непонятного, когда греется самовар, и лишь юнкерская форма младшего брата и периодическое глухое буханье пушек где-то там за окном напоминают о войне – то ли начале, то ли конце... скорее, о постоянном состоянии войны.

\"Сизые сумерки прошлых лет
Робко крадутся по переулкам.
В этом окне еле брезжит свет,
Ноты истрепаны, звуки гулки.\"

Свет все-таки пришлось зажечь – не тот осторожный и теплый свет керосиновых или каких-нибудь еще ламп, а наглый «дневной». Можно открыть окно и закурить, благо в конторе он теперь один. Песня закончилась, и Михаил переключил настройку в режим радио.

- Практически в современности невозможно увидеть, отличить сразу христианина, - вырвался из шипения и треска голос. - Человек живет чаще всего так же, как и все, выделяясь лишь в чрезвычайной, данной Богом ситуации. Это озаряет, словно вспышка при фотосъемке, и сразу становится ясно - да, этот человек - христианин.

Ну да, подумал он, а разве не может быть так – чрезвычайная ситуация, человек выделяется, а он мусульманин или атеист? Да кто угодно может быть. Из чего, интересно, сразу становится ясно, что этот человек – христианин? И почему обязательно он? «По тому узнает Вас мир, что будете иметь любовь между собой…» Удачно попал, кажется, какая-то христианская программа, есть что послушать, а то попса, которую днем слушают девушки, просто достала. Но в одном прав священник или кто он там – жизнь в городе течет по общим законам, и все заняты своими делами настолько, что не увидишь в метро, например, христианина, если только он не читает молитвенник. Точнее, не отличишь от окружающих. Там все с непроницаемыми лицами, или «спящие», как у Пристли. Хотя, что касается лиц...  вспомнилось сегодняшнее утро.

Он вошел после пересадки в вагон метро, огляделся по сторонам. Присел на свободное место, благо ехать на работу – всего пару остановок. Достал было сборник стихов Лорки, но тут же почувствовал взгляд. Направленный в его сторону. Это была девушка, лет 25-ти или около того. Сидела она не прямо напротив, а сбоку, и оттого было непонятно – то ли серые, то ли зеленые у нее глаза. Впрочем, дело было не в цвете, а в выражении, настолько оно показалось ему интересным. Она смотрела не в одну точку, и не сквозь него, а прямо ему в глаза. «Вы кто, незнакомка?» - мысленно задал он вопрос, надеясь, что в вагонном шуме она так лучше услышит. «А вы кто? Было бы приятно познакомиться с вами, но... место, согласитесь...», - услышал, точнее, прочел он ответ во взгляде. «Вы культурная девушка», - заметил он. – «Это порой мешает жить». «Согласна – мешает, и еще как!» - ответила она. Тут Михаил даже пожалел, что так скоро выходит. «Извините, мне надо выходить, но я не прощаюсь». Он встал, пошел к дверям. И уже на выходе обернулся, нашел ее взгляд: «Запомните – я не прощаюсь. До свидания».

 

2.

***

...даже за кулисами были слышны аплодисменты. Откуда-то сбоку вынырнул Мудродуров:
- Твой выход.
- Мой? Почему мой? – встревожился Воронич.
- Сценарий забыл? Давай-давай, завершай.
Михаил шагнул вперёд, на сцену. Поймал уже ставший знакомым за вечер взгляд девушки во втором ряду, кивнул гитаристу и начал слегка охрипшим от волнения голосом:
- «Обрываются слова, словно листья -
то ли ветер, то ли что-то иное.
Я спешу не на свиданье – на выстрел.
Облака ли, тучи – следом за мною.

Непогода на душе, непогода...»

И, чтобы глаза не слезились от напряжения, направил взгляд чуть поверх голов зрителей этого маленького зала. Нет, он не пел – просто рассказывал свою историю, говорил душой...
А потом ушел за занавес, чувствуя, что сегодня уже ничего больше не скажет. Приходилось опять выходить вместе со всеми, кланяться, спускаться в буфет – и только там очнуться, что ли, прийти в себя. Вся группа поздравляла друг друга – выступили хорошо, первый раз в этот сезон, зал полный набрался...

- Кстати, не хочешь в паломническую поездку поехать? – обратился к нему Мудродуров. Неудачу с московскими площадками он не принял слишком близко к сердцу, свято веря в собственную звезду и счастливый случай, который еще должен был подвернуться.
- Куда?
- Э-ээ, забыл, потом скажу, в общем, монастырь какой-то действующий, под Москвой, часа два езды.
В голове Воронича что-то промелькнуло:
-Это когда будет?
-В следующую субботу. Только, сам понимаешь, сбор часов в семь утра.
-Обижаешь, я утром подолгу не сплю. Часам к трем в Москве будем? А то еще домой ехать, хоть лишний вечер со своими побуду.
-Даже раньше.
-Так это ж замечательно! Два билета пометь.
- А кто второй?
- По ходу пьесы разберемся.

Выступали они в этом тихом районном ДК не первый раз, и директор уже по традиции собрала их и местную интеллигенцию на небольшой банкет. Михаил поискал место, куда бы сесть, - и только сейчас опять заметил черноволосую девушку из второго ряда. Чем-то она привлекала к себе.
- Вы позволите?
- Да, конечно, - она приветливо улыбнулась.
В ходе разговора выяснилось, что она преподаёт в школе русский и литературу, сама немного пишет – в основном для школьной самодеятельности и разных мероприятий. Везет ему на талантливых девушек, - Воронич был не из тех, кому нравились восхищенные взгляды девиц, основное увлечение которых – шмотки и косметика, а основной труд всей жизни - сохранение собственного товарного вида. Поэтому он частенько вышучивал Антона, который пользовался в их труппе особым успехом. Правда, и сам Миша, пожалуй, у таких девушек ничего бы, кроме высокомерного пренебрежения не вызвал…
Кроме того, нахлынули школьные воспоминания (все-таки три года отдал этой работе) – и из-за стола они с Юлей (так звали девушку) вышли практически друзьями.
- А вы уже сегодня уезжаете? – поинтересовалась Юля.
Тут он замялся – не будь он с труппой, не задумываясь, продолжил бы общение с миловидной учительницей. Как же лучше поступить?
- Давайте я вас провожу, - предложил, - Вы далеко живёте?

***

...Утро было достаточно хмурым, но не дождливым.
- Жаль, что у тебя нет телефона, - сказал он, – я бы тебе позвонил.
- Даже если бы и был, я бы тебе не сказала, - ответила она.
- Почему? – он обнял девушку.
- Сколько у тебя таких встреч было и будет? Только не ври, что этот случай – единственный.
Наступило неловкое молчание. Оправдываться и доказывать какую-то единственность и неповторимость ситуации было и глупо, и лень. Попытался было отреагировать, но счел за лучшее промолчать, собраться и уехать. Всё-таки надо успеть на работу.


...Он прикрыл глаза, слушая кассету – единственное, что можно делать в гремящем рейсовом автобусе. Мало кто мог понять, как можно слушать органную музыку в толчее, и при этом не впасть в ступор, переходя дорогу. Ему это удавалось, однако как раз сейчас сосредоточиться на музыке не было сил.
Интересно, с чего она так? Досадовала на себя, что легкомысленно пошла на контакт с незнакомым симпатичным актёром? Даже скажи он, что это действительно единственный случай в его гастрольной практике, не поверила бы, приняла бы как «отмазку». А услышать все равно хотела, наверное, это… Почему он не смог соврать? Встреча могла стать чем-то большим? Ну да, если бы оба не пошли проторенным путем по ускоренной программе.
Ну да – если гастроли, значит, по этой самой … ускоренной… Он усмехнулся и сжал зубы – больно так, что впору с утра граммов двести коньяку под лимончик и пару сигарет. Но – нельзя, понедельник! - надо снова погружаться в беспокойную менеджерскую жизнь. Так что коньячок подождет до вечера. А может, к тому времени и не потребуется.

***

«Ничего более тоскливого, чем бухгалтерия, в жизни не бывает», - подумала она, в очередной раз названивая в какую-то мелкую фирмочку – поставщику металлических конструкций. Наконец-то противно пищащий факсом или просто занятый телефон снизошел до длинных гудков.
- Когда я могу приехать к Вам за счетами-фактурами? (а до чего неохота никуда ехать сегодня…). Да, хорошо. Где вы находитесь?
Оказалось, что находятся совсем недалеко, всего одна остановка метро. Это ее утешило, и уже минут через тридцать Валя заходила в офис с относительно свежим ремонтом. Впрочем, контора, как контора.
- Простите, пожалуйста, я с завода, за счетами, - обратилась она к проходящему мимо мужчине. Тот обернулся, и дурацкое ощущение того, что она знает этого человека, смутило ее. Вновь возникло чувство тревоги, не той, которая пугает чем-то заведомо плохим, а ожидания и предчувствия чего-то важного.
На всякий случай она сказала: «Здрасте…», прежде чем память наконец-то сработала, и она вспомнила, что видела его в Доме художника на прошлой неделе. Осталось, правда, ощущение, что она должна знать что-то еще, но… впрочем, раздумывать было некогда. Его глаза сначала выразили удивление, потом в них мелькнула радость:
-Здравствуйте. Я знал, что мы должны встретиться. Помните, я вам это обещал.
-Обещали? – полная растерянность охватила ее. Да что у нее с головой, в конце концов, начало склероза? Значит, они действительно знакомы?!
- Мы встретились в метро. Не помните, наверно?
- Извините, не помню. Вообще-то, я за документами, - напомнила Валентина этому явно небритому ловеласу.
- Извините, - спохватился Михаил. Глаза его как-то сникли, выражение лица стало официально-скучным. - Пойдемте, покажу.
Они прошли в угловую комнатку, где сидела полная молодая женщина. - Жанночка, это к тебе, за документами.
- Какая организация? – взглядом участкового дама смерила девушку с ног до головы. Валя представилась. Мужчина ушел.
Пока женщина искала ей счет, что-то переключилось в голове у Вали, и перед глазами вдруг четко возникла забытая картинка, глаза молодого человека в метро, которые с ней «разговаривали». «Тревожное» чувство усилилось, надо было что-то сделать или сказать, она точно знала, что надо, и никуда от этого уже не деться, и теперь ничего уже от нее не зависит. Это не было той осознанной необходимостью, как в случае с Русланом, когда вроде бы и выбора нет, и в то же время свобода выбора и возможность все развернуть обратно мучила и не давала принять эти отношения, как данные свыше. Нет, она чувствовала, что теперь, выражаясь банальным языком, находится в руках … судьбы? Бога? Ощущение того, что все происходящее предопределено, наполнило ее и тревогой, и облегченьем – теперь-то что? Однако надо было что-то предпринять.
А, может, ничего предпринимать и говорить не надо? Раз уж это судьба, то все как-нибудь само и сложится? И тотчас вспомнила любимую притчу своего отца про то, как Бог посылал утопающему и сильно верующему человеку то лодку, то бревно, но он не воспользовался ими, ожидая Божьей помощи, и в итоге утонул.

***
Зря он ей так с ходу – «знал, что должны встретиться», «я вам обещал»... Михаил попытался сосредоточиться на сверке, но девушка не выходила из головы. Точнее, её присутствие. Ну и что он сейчас может сделать? Она заберёт бумаги, выйдет – и «пишите письма»... Тем более что не вспомнила. Сжал зубы – по привычке не курил в рабочее время. Взял кружку и направился на кухню. Боковым зрением можно было видеть, что посетительница сидит и ждёт, пока Жанна подпишет бумаги у руководства. Вдруг девушка встала и подошла к нему:
- Я вас узнала. Так интересно, что мы снова встретились, - слегка улыбнулась она, неловко, но не смущенно.
- Чай или кофе будете?
- Лучше чай.
- Присаживайтесь пока, - он указал на диванчик, засуетившись у шкафа с посудой. – Меня, кстати, Михаилом зовут.
- Очень приятно. Валентина.
- Взаимно. Редкое по нынешним временам имя у вас, Валя. (Что я несу? «Красивое имя – и главное, редкое», - вспомнилось из «Иронии судьбы»). Вы мне телефон не оставите? Сейчас, сами понимаете, о многом не поговоришь.
- Даже так, да? – она задумалась, посмотрела ему в глаза. Они улыбались – открыто, спокойно, как тогда в метро.
- Воля ваша, сударыня, - он поставил перед ней кружку.
- Что ж, записывайте, - вздохнула она, но не нарочито, а как бы иронизируя над самой собой, и в этот момент каким-то внутренним зрением Михаил как будто снова узнал - её - по той самой живой мысли - искорке, что сблизила их в метро.

Везде случайно нахожу
Я деньги и стихи...
Нет, я тебя не постыжусь,
Не отниму руки.

Когда б действительно могла
Быть благодарной я,
Не так мучительно б легла
В письме строка моя.

… Такую милость нету сил
Ущербностью понять,
Ни осознать, ни объяснить,
А только лишь - принять.

- Куда она делась? - послышался в коридорчике голос Жанны. В следующий момент она появилась в дверях кухни. – Извините, я вас потеряла. Документы проверьте.
Валентина взяла файл, стала просматривать бумаги, мало понимая, что смотрит. Отпила еще чаю. А потом, как и тогда в метро, опустила и погасила глаза, убрала папку в сумку, смущенно попрощалась и пошла к выходу.
- Обломила я тебе весь кайф? – посочувствовала Жанна.
- Вообще-то мы с ней знакомы, - заметил он.
- Да? Вот уж не думала.
- Да и я не ожидал ее здесь увидеть. Ну да ладно.
- Миш, а у тебя тысячa до зарплаты не найдется?
- Он достал из кармана бумажник, вынул две пятисотенных бумажки.
- Как специально сегодня взял. Держи, пока не забыл.
- Ой, спасибо. Кстати, не подумал, чтобы моему ребенку помочь с английским?
- Жанночка, не практикую я сейчас. Плюс дел выше крыши, - он провел ладонью на уровне лба. – У старых знакомых поспрашиваю.
- Вечно ты вывернешься, - хмыкнула та.

                                          (2004)